Самоорганизация, которая сильнее винтовок
3 июня (по старому стилю) 1905 года на реке Талка близ Иваново-Вознесенска (ныне — Иваново) войсками была разогнана демонстрация промышленных рабочих, требующих повышения зарплат, улучшений условий труда и гражданских свобод. Власти применили к манифестантам оружие — многие рабочие позже скончались от ран. Впрочем, расстрел на Талке — это лишь один, хотя и самый трагический, эпизод более чем двухмесячной стачки иваново-вознесенских рабочих.
Иваново-Вознесенская стачка 1905 года и талкинский расстрел — события, донельзя мифологизированные советской историографией. Тем не менее, они остаются одним из ярчайших примеров организованного рабочего сопротивления в дореволюционной России. Забастовщикам тогда удалось заявить о себе как о серьезной, скоординированной силе. И хотя произошедшее на берегу Талки 3 июня 1905 года трагично, как знать, скольких бы жизней стоили бы протесты, если бы демонстрантам тогда сорганизоваться не удалось.
СТОЛИЦА “ДИКОГО КАПИТАЛИЗМА”
Иваново-Вознесенск был, пожалуй, ярчайшим зеркалом проблем русской индустриализации конца XIX века. И немудрено.
До начала 1870-х годов никакого Иваново-Вознесенска на картах не было. На месте нынешнего города располагалось село Иваново — известный еще с XVIII века центр текстильной и ситценабивной промышленности, с более чем сотней производств. Напротив же располагался вечный конкурент ивановцев — слившийся из нескольких слобод Вознесенский посад, тоже специализировавшийся на текстильном производстве.
В 1871 году эти два населенных пункта были объединены и получили статус безуездного города Владимирской губернии. Новый статус, даром что скромный, способствовал резкому рывку в развитии здешнего промышленного центра, который был прозван “русским Манчестером”. Подобно тому, как “польским Манчестером” чуть раньше стала текстильная столица Царства Польского Лодзь. Однако в отличие и от Лодзи, и от Манчестера в Иваново-Вознесенске поначалу так и не сложилось полноценной городской инфраструктуры. Краснокирпичные фабрики (а их уже в начале истории Иваново-Вознесенска как города насчитывалось с полсотни) и усадьбы заводовладельцев строились фактически посреди донельзя разросшегося села, окруженного по периметру слободками. Даже плана застройки новоиспеченного города изначально не существовало. Вот зарисовка Иваново-Вознесенска из, казалось бы, относительно позднего времени — 1910-х годов:
“Огромное большинство улиц не могло быть своевременно замощено, и поэтому летом, в жаркую погоду, город насыщается пылью, а в дождливую погоду некоторые улицы непроходимы из-за грязи. Поспешная и случайная распланировка новых кварталов создает неудобства для движения. Город окружен со всех сторон еще более неблагоустроенными пригородами, на которые не распространяются обязательные постановления думы о благоустройстве и санитарном состоянии. ” (Из “Краткого обзора деятельности Иваново-Вознесенского общественного управления за 1911 — 1914 годы”.)
Бич всех индустриальных городов того времени — перенаселение: “в заводы” ходили наниматься зачастую издалека и массово. Если в начале в Иваново-Вознесенске насчитывалось около 10 тысяч жителей, то ко времени Первой мировой войны население города выросло. в 16 раз (считали, правда, вместе с пригородами). Скученность, особенно в условиях дефицита этажной застройки, была дикая: маленькие деревянные домишки оказывались попросту забиты квартиросъемщиками.
Но главный фактор, превративший Иваново-Вознесенск в витрину худшей стороны российского капитализма, — это то, что в городе, населенном либо рабочими, либо работодателями и управленцами, попросту неоткуда было взяться такому механизму, как общественное мнение. Стоит ли удивляться, что условия труда на местных производствах выделялись не в лучшую сторону даже на фоне тогдашних стандартов.
Вот, например, ставшая хрестоматийной зарисовка из вредных цехов одного из городских заводов, появившаяся в 1905 году в журнале “Образование”:
“В отбельном отделении и на плюсовке рабочие употребляют противоядие — молоко или лук, так как воздух, насыщенный едкими ядовитыми газами, действует как острая отрава; рабочие часто впадают в обморок. В сушильном отделении работы производятся при температуре, доходящей до 60°, рабочие снимают во время работы рубашки. На мойных машинах рабочий не может работать больше двух лет. В химической лаборатории — те же невыносимые условия, как и в отбельном и плюсовочном отделениях. У прессовальщиков, которым приходится работать рельефы с помощью “крепкой водки” (смесь кислот), обыкновенно вываливаются зубы. Еще молодой рабочий, проработавший прессовальщиком 14 лет, потерял все коренные зубы. Воздух в помещениях прессовальныx отделений до такой степени пропитан парами, что газетная бумага желтеет через 2 — 3 часа”.
Зарплаты у рабочих при этом, естественно, серьезно отставали от петербургских или московских. Поэтому неудивительно, что стачечное движение в Иваново-Вознесенске набрало обороты уже задолго до описываемых событий: первые массовые забастовки случились здесь уже 1870-е годы. Массовая трехнедельная забастовка на местных фабриках, в которой приняли участие полтора десятка тысяч рабочих, прошла в городе и под новый 1898 год.
Мог ли Иваново-Вознесенск остаться в стороне от событий 1905 года? Вряд ли.
БОЛЬШАЯ СТАЧКА
Стачка, начавшаяся в Иваново-Вознесенске 12 мая (по старому стилю) 1905 года, выделялась среди прочих здешних выступлений. Шутка ли, забастовало 70 тысяч человек, и не только с текстильных производств — остановили работу и железнодорожники, и даже служащие лавок. В организации столь массовой забастовки, естественно, не обошлось без “эсдеков” — РСДРП в Иваново-Вознесенске работала давно и активно.
Впрочем, прежде всего демонстранты выдвинули претензии экономического характера. Рабочие потребовали минимальную зарплату в 20 рублей (в 1905 году в Иваново-Вознесенске — это месячный заработок опытного и квалифицированного рабочего; для сравнения — столько стоили по тем временам хорошие офицерские сапоги). Протестующие потребовали для себя восьмичасового рабочего дня (к тому времени норма рабочего дня составляла в Иваново-Вознесенске 11 с половиной часов, впрочем, не считая сверхурочных). И уже потом шли требования гражданских свобод — печати, слова, собраний.
Протесты были спланированы хорошо, благо “эсдеки” занялись этим заранее. (В организации забастовки принял участие, кстати, Михаил Фрунзе.) Уже 13 мая, на второй день стачки, в городе появился собственный орган самоуправления — Собрание уполномоченных депутатов, который взял на себя не только координирование действий бастующих, но и ответственность за порядок в городе. Около трети мест в Собрании, понятное дело, оказалось за социал-демократами. Методом “шапки по кругу” был организован и сбор средств в стачечный фонд.
Каждый день с начала стачки в городе собирались многотысячные митинги. Ситуация накалялась, тем более что работодатели идти навстречу забастовщикам вовсе не спешили. По распоряжению владимирского губернатора Леонтьева в Иваново-Вознесенск были стянуты войска. 18 мая по старому стилю губернаторский указ запретил митинги в городе под угрозой применения силы.
Тогда, чтобы избежать прямого конфликта, Собрание уполномоченных депутатов и приняло решение перенести митинги подальше от центра города, на реку Талку. Но приняли забастовщики и другие меры: через два дня после запрета митингов в городе Собрание постановило учредить из среды забастовщиков собственную милицию.
Странную картину можно было наблюдать в те дни в Иваново-Вознесенске: с одной стороны — повышенные наряды полиции и военных, охраняющих склады во избежание погромов, с другой — отряды рабочих милиционеров, патрулирующих город и вылавливающих провокаторов и штрейкбрехеров. Такое двоевластие не могло продолжаться долго, тем более что в Петербурге все настойчивее требовали навести в городе порядок.
РАССТРЕЛ
И власть, наконец, решила перейти к решительным действиям. 2 июня по городу распространили запрет губернатора собираться на Талке. Забастовщики подчиняться запрету отказались.
“В случае насилия со стороны правительства депутатское собрание снимает с себя всякую ответственность за могущие произойти последствия”, — постановили депутаты в ответ.
Утром 3 июня по старому стилю колонна рабочих — около 3 тысяч человек — двинулась на берег Талки. Там их ждал казачий заслон. Требование разойтись демонстранты проигнорировали.
Спустя некоторое время, дождавшись подкрепления, казаки с нагайками начали разгон демонстрации. В казаков и солдат полетели камни — в ответ те открыли огонь, после чего в ход снова пошли нагайки и приклады. Множество рабочих было ранено, некоторые из них потом скончались.
Когда в городе узнали о случившемся, Иваново-Вознесенск погрузился в хаос. Тысячи возмущенных забастовщиков высыпали на улицы и устроили погром. Запылали дома заводчиков и чиновников (семьи заводовладельцев от греха подальше были вывезены из города). Беспорядки и столкновения с полицией продолжались еще примерно неделю после расстрела.
СТАЧКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Даже после жестокого разгона митинга о возвращении к работе забастовщики говорить отказались. Мало того, губернатору пришлось уже на следующий день дать временное разрешение вновь собираться на Талке. А спустя некоторое время власти сочли за лучшее отпустить около трех десятков арестованных 3 июня (всего тогда было схвачено около 80 человек).
Забастовщики настойчиво требовали суда над виновными в кровопролитии. Чтобы сгладить ситуацию, Леонтьев счел за лучшее сменить руководившего разгоном митинга полицмейстера Кожеловского и отправить его “в отпуск”. Вскоре под давлением протестующих губернатор окончательно снял запрет на собрания на берегу Талки, впрочем, при условии невыдвижения политических лозунгов. Условие это было, однако, проигнорировано демонстрантами.
Вместе с тем владельцы фабрик, убытки которых уже начинали зашкаливать, согласились пойти на частичное удовлетворение требований забастовщиков — сокращение на час рабочего дня и повышение зарплаты (не очень, впрочем, значительное). Бастующие сочли эти уступки недостаточными.
Ситуация в городе оставалась крайне напряженной. Едва не закончилась насилием демонстрация 23 июня (по юлианскому календарю), посвященная памяти погибших на Талке, — ее решили провести в центре города. Солдаты окружили демонстрантов, но не решились идти на прямое столкновение с вооруженными милиционерами.
Наконец, о сокращении рабочего дня до 9 часов, 7-процентном повышении зарплаты и гарантиях сохранения рабочих мест забастовщикам объявил заводовладелец Грязнов. В ответ Собрание депутатов разрешило рабочим грязновской фабрики прервать стачку. Вскоре сговорчивость проявили и другие владельцы производств.
Впрочем, параллельно с этим давление на забастовщиков усилили власти. В городе ввели военное положение. Чтобы не доводить дело до новых столкновений, депутаты Собрания постановили прекратить забастовку с 1 июля. Этого, впрочем, сделать сразу не удалось: часть работодателей решила “сыграть назад” и отказаться от обещаний. В итоге протесты сошли на нет только к концу июля — стачка продлилась в общем и целом 72 дня.
ЭПИЛОГ
По мере развития событий кровь, пролитая на Талке, уже перестала казаться чем-то из ряда вон выходящим. Параллельно с иваново-вознесенскими стачками вспыхнули беспорядки в Лодзи — там счет погибшим велся уже на сотни. В октябре 1905 года, когда в стране начнется всеобщая политическая стачка, петербургский губернатор Трепов отдаст недвусмысленное распоряжение: “Холостых залпов не давать, патронов не жалеть”. А в декабре начнутся кровопролитные уличные бои в Москве.
Да и для самого Иваново-Вознесенска основные кровавые события были еще впереди: куда более жестоко власть поступит с забастовщиками, вышедшими против произвола фабрикантов в 1915 году. Но это уже другая история.
Источник
Смело за власть Советов
Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
Приближается 95-я годовщина Октябрьской революции, которая передала всю власть Советам – органам прямой демократии и низовой самоорганизации. Конечно, каждый социалист должен хорошо знать историю борьбы рабочих за освобождение. Но история рабочего движения для нас – это не просто мёртвое знание. Для нас история рабочего движения – источник вдохновения. Мы изучаем её, чтобы показать людям, как, учитывая, конечно, изменения, которые произошли, можно переделать мир на справедливых началах. Ведь рабочие, создавая Советы, показывали на практике, что другой мир возможен, что прямая демократия – это реальное дело, что они, рабочие, способны управлять страной, обществом. Поэтому, изучая историю рабочих Советов, мы заглядываем в будущее.
Детище “ситцевой революции”
Впервые нечто похожее на рабочий Совет возникло в Париже в марте 1871 года, когда была провозглашена Парижская коммуна, которая спонтанно предложила новый, революционный тип государства.
«Коммуна образовалась из избранных на основе всеобщего избирательного права по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время законодательствующей и исполняющей законы. Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое – чиновники всех остальных отраслей управления. Начиная с членов коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства. Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне», – объяснял Карл Маркс в «Гражданской войне во Франции».
Но Коммуна была лишь предвестницей нового общества, она только очертила контуры рабочей республики. Совет Коммуны возник не спонтанно, а в результате всеобщих выборов в Париже, чем отличается от Советов рабочих депутатов в России, которые возникали как органы руководства народным восстанием. Появление Парижской Коммуны во многом вытекало из французской коммунальной традиции, в то время, как русские Советы выросли из русской общинной традиции.
12 мая 1905 года в текстильной столице, в Иваново-Вознесенске, на фабрике Бакулина загудел гудок, призывающий рабочих прекратить работу. Те, выходя из цехов, кричали: «Миром! С Богом! С товарищами!», и направились на городскую площадь. По пути к бакулинцам присоединялись рабочие других заводов и фабрик. Работу прекратили 44 промышленных предприятия. Встали не только фабрики и заводы, но и железнодорожные мастерские, типографии и даже многие ремесленные заведения. Десятки тысяч рабочих со своими семьями собрались в центре города, где начался митинг, на котором были оглашены 26 требований рабочих к фабрикантам и властям. Среди них: 8-часовой рабочий день; минимальная зарплата в 20 рублей в месяц; полная плата за время болезни; пенсия для потерявших трудоспособность; отмена штрафов; вежливое отношение со стороны администрации; улучшение санитарно-гигиенических условий на предприятиях; уничтожение фабричной полиции и тюрем при фабриках – «кутузок»; свобода слова, печати, стачек, союзов, созыва Учредительного собрания. Рабочие горячо поддержали выдвинутый список. Надо отметить, что рабочие Иваново-Вознесенска имели хороший опыт борьбы за свои права. Стачки в столице “ситцевого края” вспыхивали регулярно, начиная с 1871 года.
«В задних рядах люди напряжённо тянули шею, чтобы не проронить слово оратора, и цыкали на ребятишек, которые ошалели от радости: они шныряли в толпе, передавая друг другу новости, или громко перекликались, сидя па деревьях.
А людское море грохотало.
– Восемь часов. – разлетался над головами голос Евлампия Дунаева.
– Правильно! – отвечали тысячи.
– Отмена ночных работ.
Словно клятву давали рабочие. А народ подваливал и подваливал: после полудня замерла вся фабричная жизнь в городе» – так описывает сход Владимир Архангельский в биографической книге «Фрунзе». (Советские историки утверждали, что стачкой ивано-вознесенских текстильщиков руководил 20-летний Михаил Фрунзе.)
Рабочий сход на реке Талке
13 мая в 10 часов народ снова заполнил площадь. На митинге собравшиеся постановили избрать депутатов от рабочих для ведения переговоров с властями и предпринимателями. Решили выбирать по фабрикам, но на площади для этого не было места. Поэтому решили собраться вечером на берегу реки Талка. Здесь и прошёл массовый митинг-собрание. Мероприятие напоминало мирской (общинный) сход. Была установлена норма представительства: от крупных фабрик с более тысячью рабочих избирался депутат от каждых 500 человек. Каждое мелкое предприятие избирало своего депутата. Всего должен был быть избран 151 депутат. В этот день выбрали 50 человек. 14 мая на очередном митинге у городской управы рабочие узнали, что фабриканты отклонили их требования и предлагают вести переговоры отдельно по предприятиям. Рабочие, понимая, что их сила в единстве, отвергли эти происки. Вечером 15 мая на Талке бастующие довыбрали оставшихся депутатов. Депутаты избирались открытым голосованием, после всестороннего обсуждения. Собравшиеся решили защищать от властей своих депутатов и не вести сепаратных переговоров с фабрикантами. Депутатам поручалось руководить забастовкой и вести переговоры с властями и предпринимателями. Из 151-го депутата 25 были женщины. Вечером 15 мая в Мещанской управе открылось первое заседание Совета. Председателем был избран рабочий Авенир Евстафьевич Ноздрин. Совет рассмотрел и утвердил требования бастующих и постановил, что переговоры от имени стачечников может вести только Совет рабочих депутатов. Во время всего заседания здание управы было окружено рабочими, которые оберегали своих представителей от возможного ареста.
В ответ власти решили ужесточить свою позицию. 18 мая губернатор запретил проведение массовых митингов и собраний в городе, обещая в случае неподчинения применить силу. В этот же день отказались выполнять требования бастующих. Рабочие, не желая попадаться на возможные провокации, решили проводить свои собрания за городом, на реке Талке. Весть о создании Совета рабочих вышла за пределы города. В Совет шли ходоки из окрестных городов и сёл с жалобами и просьбами. Как вспоминал большевик Николай Ильич Подвойский: «После собрания и во всякую свободную минуту Совет становился на положение партийной школы. Читались систематические лекции по вопросам марксизма и рабочего движения».
Председатель Совета Ивано-Вознесенска – рабочий Авенир Евстафьевич Ноздрин
Для поддержания порядка на время забастовки была создана рабочая милиция. В её задачи входило противодействие полиции, чёрной сотне и хулиганствующим молодчикам. 20 мая Совет уведомил владимирского губернатора Леонтьева: «Мы, рабочие и мастеровые города Иваново-Вознесенска, на собрании 20 мая 1905 г. единогласно постановили (…) устроить милицию из среды себя, т. е. охранную стражу из рабочих, которая должна следить за порядком в городе и не допускать отдельные фабрики с мастерскими и заводы работать, прежде чем мы не решим встать все на работу. Действиями этой милиции руководят депутаты, избранные нами для переговоров с администрацией и фабрикантами. При этом считаем нужным напомнить, что в случае, если членам нашей милиции полиция помешает исполнять данные ей поручения, то мы при всём желании сохранить порядок не можем ручаться за его сохранение».
22 мая Совет послал отряды рабочей милиции за наблюдением порядка в городе и охраны предприятий от штрейкбрехеров. Совместно с рабочей милицией действовала и большевистская боевая дружина, руководимая Иваном Никитичем Уткиным («Станко»). Но рабочая милиция была самостоятельным органом, подчиняясь непосредственно Совету. Как вспоминал Ф. В. Колесников: «В городе создалось нечто вроде двоевластия. У ворот фабрик и заводов, на улицах, ведущих к предприятиям, стояли полицейские и рабочие милиционеры». Постепенно милиционеры смогли достать оружие.
Фабриканты и власти всячески пытались расколоть единство рабочих, предлагая пойти на уступки в обмен на сепаратные переговоры. Но скоро они почувствовали силу Совета. Даже губернатор Леонтьев вынужден был обращаться к нему с просьбой разрешить печатать в типографии свои распоряжения и объявления. Когда фабриканты и торговцы попытались оказать давление на бастующих выселением рабочих из фабричных казарм и повышением цен на продукты питания в магазинах города, Совет рабочих депутатов добился запрещения повышения цен, открытия фабричных лавок и отпуска продуктов в кредит, организовал снабжение питанием стачечников через кооператив. Также Совет помешал планам властей по пересылке паспортов рабочих, что означало их увольнение.
Совет избрал стачечную комиссию для руководства забастовкой, которую возглавил большевик Семён Иванович Балашов, именно этой комиссии было поручено вести переговоры с предпринимателями. Также были избраны финансовая и продовольственная комиссии. Был начат сбор средств в пользу бастующих. Председатель Совета Авенир Ноздрин писал: «С первых же дней работы Совета мы брали на учёт более нуждающихся рабочих и их семьи. Ещё в первые дни забастовки на городской площади Дунаевым был пущен в оборот его картуз для добровольного сбора в пользу бастующих. Это положило начало стачечному голодному фонду».
На 23 мая было намечено провести общее собрание в центре города, для оказания давления на власти и фабрикантов с целью заставить их выполнить требования забастовщиков. Власти направили против митингующих казаков и полицию, которые стали избивать собравшихся. Совет сумел не допустить паники и организованно отвёл народ на реку Талку, где было решено продолжить митинг. На митинге звучали самые решительные и радикальные требования. Рабочий-большевик Евлампий Дунаев («Александр») сообщил: «Фабриканты и начальство сказали нам: “Уходите из города”, мы ничуть не струсили, а пошли под красным флагом с песнями. Вы видите, как только мы пришли сюда на Талку, откуда нас не смеют согнать, нам шлют бумагу с приглашением к фабриканту Дербенёву для переговоров о наших требованиях. (…) А если мы пойдём на площадь и захватим с собой всё необходимое для нас оружие, о котором я говорил вам уже не раз, чтобы вы заготовили, тогда они совсем сдадутся на наши требования».
3 июня на собравшихся на Талке забастовщиков набросились казаки и полиция. Силы были неравны, оружия у стачечников практически не было. В ходе этой расправы несколько рабочих были смертельно ранены, многие избиты, более 80-ти арестовано
2 июня губернатор выпустил распоряжение о запрете собраний на реке Талке. В ответ Совет заявил: «В случае насилия со стороны правительства депутатское собрание снимает с себя всякую ответственность за могущие произойти последствия». 3 июня на собравшихся на Талке забастовщиков набросились казаки и полиция. Силы были неравны, оружия у стачечников практически не было. В ходе этой расправы несколько рабочих были смертельно ранены, многие избиты, более 80-ти арестовано. Но власти не смогли запугать рабочих, а наоборот, ещё больше разгневали. Город был на грани восстания. В городе прошли стихийные погромы. В своём протесте на имя губернатора Леонтьева рабочие заявили: «Но знайте, кровь рабочих, слёзы жён и детей перенесутся на улицы города, и там всё будет поставлено на карту борьбы. Мы заявляем, что от своих требований не отступим». Власти испугались. 12 июня из тюрьмы было освобождено 23 человека. Руководитель расстрела полицмейстер Кожеловский был спешно отправлен в отпуск. Фабриканты также предложили некоторые уступки, согласившись уменьшить рабочий день на час (с 11,5 до 10,5) и повысить плату на 7-10%. Губернатор вынужден был отменить свой приказ о запрете собраний на реке Талке. Совет стал практически полноправным хозяином в городе.
23 июня, на двадцатый день после гибели рабочих 3 июня, на главной площади города прошла «сидячая демонстрация», в которой приняли участие десятки тысяч рабочих. «Мы больше не можем терпеть этого издевательства. Мир или война! Работы! Хлеба!» – заявили они. Бастующих со всех сторон окружали казаки, настроения были самые тревожные, но решительные. Люди готовы были восстать; единственное, что помешало этому – отсутствие достаточного количества оружия, но и власти не решились на разгон демонстрантов.
Памятник «Борцам Революции 1905 года». Иваново, Площадь Революции
В ответ на отказ предпринимателей удовлетворить требования рабочих, Совет заявил, что снимает с себя всякую ответственность за порядок в городе и его окрестностях. Вечером в городе начались поджоги домов фабрикантов, разгром магазинов и лавок, во многих местах была нарушена связь. В рядах фабрикантов наметился раскол, первым сдался заводчик Грязнов, согласившись на 9-часовой рабочий день и другие уступки. Рабочим его фабрики Совет разрешил приступить к работе, при условии передачи части заработка в забастовочный фонд. Тем самым Совет пытался ещё больше расколоть ряды фабрикантов. Вслед за Грязновым сдались Кашинцев и Щапов. Власти, со своей стороны, желали не допустить такого развития событий. Товарищ (заместитель) министра внутренних дел, генерал-майор Дмитрий Трёпов прислал телеграмму начальнику Владимирского жандармского управления с приказом подавить стачку и арестовать организаторов. В городе было введено военное положение. Силы были неравны, к тому же многие предприниматели пошли на значительные уступки рабочим.
«То, что произошло за три дня, не поддается описанию. Невиданная картина событий, рабочие – как звери. Я лишен кучера, сам кипячу чай, с фабрики последнего сторожа сняли, сам охраняю фабрику. Начальство растерялось. У наших нет единого мнения. Мое честное убеждение – надо поскорей идти на небольшие уступки рабочим требованиям. Нам угрожают колоссальные убытки. Две партии непромытого варёного товара преют в котлах. В красильне – мокрые ролики. Мне известно из недостоверных источников, что руководители забастовки – люди приезжие, с образованием. Руководят хлестко. Чувствуется в городе двоевластие. Рабочие не хотят договариваться на своих фабриках, выставляют общие требования», – отмечал фабрикант Бурылин в частном письме.
27 июня Совет рабочих депутатов, а затем и общее собрание забастовщиков приняли постановление о прекращении стачки. Забастовка продолжалась 47 дней. Капиталисты решили, что теперь рабочие у них в руках, отказались от всех своих прежних уступок и объявили локаут. В ответ Совет вновь возобновил свою работу. На Талке вновь начались митинги. Несмотря на полное отсутствие денег из-за предыдущей забастовки, рабочие снова забастовали. В ответ царские власти наводнили город войсками. 19 июля прошло последнее заседание Совета, на котором было решено начать работу. Рабочие Ивано-Вознесенска продержались 72 дня – столько же, сколько Парижская коммуна 1871 года (кстати, первая стачка в Иваново-Вознесенске вспыхнула именно в 1871-м – на предприятии братьев Гарелиных). Репортёры буржуазных газет поспешили заявить: «После семидесяти двух дней анархии город начал жить обычной жизнью». Но это поверхностный взгляд. На самом деле, жизнь в Ивано-Вознесенске не вернулась в прежнее русло. Отношение фабрикантов к рабочим стало иным: насилие и произвол ушли в небытие. Как отмечал Ленин: «Иваново-Вознесенская стачка показала неожиданно высокую политическую зрелость рабочих. Брожение во всём промышленном районе шло, уже непрерывно усиливаясь и расширяясь после этой стачки. Теперь это брожение стало выливаться наружу, стало превращаться в восстание». (Ленин В. И. ПСС, т. 11, с. 314)
Источник